А.Т. Твардовский. Стихотворения: «Вся суть в одном-единственном завете…», «Я знаю, никакой моей вины…» «Памяти матери» «В краю, куда их вывезли гуртом…» «Как не спеша садовники орудуют», «Ты откуда эту песню», «Я убит подо Ржевом».

*** 

Вся суть в одном-единственном завете: 

То, что скажу, до времени тая, 

Я это знаю лучше всех на свете — 

Живых и мертвых,- знаю только я. 

Сказать то слово никому другому, 

Я никогда бы ни за что не мог 

Передоверить. Даже Льву Толстому — 

Нельзя. Не скажет, пусть себе он бог. 

А я лишь смертный. За свое в ответе, 

Я об одном при жизни хлопочу: 

О том, что знаю лучше всех на свете, 

Сказать хочу. И так, как я хочу

.- 1958 - 

*** 

Я знаю, никакой моей вины 

В том, что другие не пришли с войны, 

В то, что они — кто старше, кто моложе — 

Остались там, и не о том же речь, 

Что я их мог, но не сумел сберечь,- 

Речь не о том, но все же, все же, все же… 

- 1966 - 

Памяти матери 

Прощаемся мы с матерями 

Задолго до крайнего срока — 

Ещё в нашей юности ранней, 

Ещё у родного порога, 

Когда нам платочки, носочки 

Уложат их добрые руки, 

А мы, опасаясь отсрочки, 

К назначенной рвёмся разлуке. 

Разлука ещё безусловней 

Для них наступает попозже, 

Когда мы о воле сыновней 

Спешим известить их по почте. 

И карточки им посылая 

Каких-то девчонок безвестных, 

От щедрой души позволяем 

Заочно любить их невесток. 

А там — за невестками — внуки… 

И вдруг назовёт телеграмма 

Для самой последней разлуки 

Ту старую бабушку мамой. 

*** 

В краю, куда их вывезли гуртом, 

Где ни села вблизи, не то что города, 

На севере, тайгою запертом, 

Всего там было — холода и голода. 

Но непременно вспоминала мать, 

Чуть речь зайдёт про всё про то, что минуло, 

Как не хотелось там ей помирать, — 

Уж очень было кладбище немилое. 

Кругом леса без края и конца — 

Что видит глаз — глухие, нелюдимые. 

А на погосте том — ни деревца, 

Ни даже тебе прутика единого. 

Так-сяк, не в ряд нарытая земля 

Меж вековыми пнями да корягами, 

И хоть бы где подальше от жилья, 

А то — могилки сразу за бараками. 

И ей, бывало, виделись во сне 

Не столько дом и двор со всеми справами, 

А взгорок тот в родимой стороне 

С крестами под берёзами кудрявыми. 

Такая то краса и благодать, 

Вдали большак, дымит пыльца дорожная, 

— Проснусь, проснусь, — рассказывала мать, — 

А за стеною — кладбище таёжное… 

Теперь над ней берёзы, хоть не те, 

Что снились за тайгою чужедальнею. 

Досталось прописаться в тесноте 

На вечную квартиру коммунальную. 

И не в обиде. И не всё ль равно. 

Какою метой вечность сверху мечена. 

А тех берёз кудрявых — их давно 

На свете нету. Сниться больше нечему. 

*** 

Как не спеша садовники орудуют 

Над ямой, заготовленной для дерева: 

На корни грунт не сваливают грудою, 

По горсточке отмеривают. 

Как будто птицам корм из рук, 

Крошат его для яблони. 

И обойдут приствольный круг 

Вслед за лопатой граблями… 

Но как могильщики — рывком — 

Давай, давай без передышки, — 

Едва свалился первый ком, 

И вот уже не слышно крышки. 

Они минутой дорожат, 

У них иной, пожарный навык: 

Как будто откопать спешат, 

А не закапывают навек. 

Спешат, — меж двух затяжек срок, — 

Песок, гнилушки, битый камень 

Кой-как содвинуть в бугорок, 

Чтоб завалить его венками… 

Но ту сноровку не порочь, — 

Оправдан этот спех рабочий: 

Ведь ты им сам готов помочь, 

Чтоб только всё — ещё короче. 

*** 

— Ты откуда эту песню, 

Мать, на старость запасла? 

— Не откуда — всё оттуда, 

Где у матери росла. 

Всё из той своей родимой 

Приднепровской стороны, 

Из далёкой-предалёкой 

Деревенской старины. 

Там считалось, что прощалась 

Навек с матерью родной, 

Если замуж выходила 

Девка на берег другой. 

Перевозчик-водогребщик, 

Парень молодой, 

Перевези меня на ту сторону, 

Сторону — домой… 

Давней молодости слёзы, 

Не до тех девичьих слёз, 

Как иные перевозы 

В жизни видеть привелось. 

Как с земли родного края 

Вдаль спровадила пора. 

Там текла река другая — 

Шире нашего Днепра. 

В том краю леса темнее, 

Зимы дольше и лютей, 

Даже снег визжал больнее 

Под полозьями саней. 

Но была, пускай не пета, 

Песня в памяти жива. 

Были эти на край света 

Завезённые слова. 

Перевозчик-водогребщик, 

Парень молодой, 

перевези меня на ту сторону, 

Сторону — домой… 

Отжитое — пережито, 

А с кого какой же спрос? 

Да уже неподалёку 

И последний перевоз. 

Перевозчик-водогребщик, 

Старичок седой, 

Перевези меня на ту сторону 

Сторону — домой… 

- 1965 –

Дополнительно: 

 *** 

Я убит подо Ржевом, 

В безымянном болоте, 

В пятой роте, 

На левом, 

При жестоком налете. 

Я не слышал разрыва 

И не видел той вспышки, — 

Точно в пропасть с обрыва — 

И ни дна, ни покрышки. 

И во всем этом мире 

До конца его дней — 

Ни петлички, 

Ни лычки 

С гимнастерки моей. 

Я — где корни слепые 

Ищут корма во тьме; 

Я — где с облаком пыли 

Ходит рожь на холме. 

Я — где крик петушиный 

На заре по росе; 

Я — где ваши машины 

Воздух рвут на шоссе. 

Где — травинку к травинке — 

Речка травы прядет, 

Там, куда на поминки 

Даже мать не придет. 

Летом горького года 

Я убит. Для меня — 

Ни известий, ни сводок 

После этого дня. 

Подсчитайте, живые, 

Сколько сроку назад 

Был на фронте впервые 

Назван вдруг Сталинград. 

Фронт горел, не стихая, 

Как на теле рубец. 

Я убит и не знаю — 

Наш ли Ржев наконец? 

Удержались ли наши 

Там, на Среднем Дону? 

Этот месяц был страшен. 

Было все на кону. 

Неужели до осени 

Был за н и м уже Дон 

И хотя бы колесами 

К Волге вырвался о н? 

Нет, неправда! Задачи 

Той не выиграл враг. 

Нет же, нет! А иначе, 

Даже мертвому, — как? 

И у мертвых, безгласных, 

Есть отрада одна: 

Мы за родину пали, 

Но она — 

Спасена. 

Наши очи померкли, 

Пламень сердца погас. 

На земле на проверке 

Выкликают не нас. 

Мы — что кочка, что камень, 

Даже глуше, темней. 

Наша вечная память — 

Кто завидует ей? 

Нашим прахом по праву 

Овладел чернозем. 

Наша вечная слава — 

Невеселый резон. 

Нам свои боевые 

Не носить ордена. 

Вам все это, живые. 

Нам — отрада одна, 

Что недаром боролись 

Мы за родину-мать. 

Пусть не слышен наш голос, 

Вы должны его знать. 

Вы должны были, братья, 

Устоять как стена, 

Ибо мертвых проклятье — 

Эта кара страшна. 

Это горькое право 

Нам навеки дано, 

И за нами оно — 

Это горькое право. 

Летом, в сорок втором, 

Я зарыт без могилы. 

Всем, что было потом, 

Смерть меня обделила. 

Всем, что, может, давно 

Всем привычно и ясно. 

Но да будет оно 

С нашей верой согласно. 

Братья, может быть, вы 

И не Дон потеряли 

И в тылу у Москвы 

За нее умирали. 

И в заволжской дали 

Спешно рыли окопы, 

И с боями дошли 

До предела Европы. 

Нам достаточно знать, 

Что была несомненно 

Там последняя пядь 

На дороге военной, — 

Та последняя пядь, 

Что уж если оставить, 

То шагнувшую вспять 

Ногу некуда ставить… 

И врага обратили 

Вы на запад, назад. 

Может быть, побратимы. 

И Смоленск уже взят? 

И врага вы громите 

На ином рубеже, 

Может быть, вы к границе 

Подступили уже? 

Может быть… Да исполнится 

Слово клятвы святой: 

Ведь Берлин, если помните, 

Назван был под Москвой. 

Братья, ныне поправшие 

Крепость вражьей земли, 

Если б мертвые, павшие 

Хоть бы плакать могли! 

Если б залпы победные 

Нас, немых и глухих, 

Нас, что вечности преданы, 

Воскрешали на миг. 

О, товарищи верные, 

Лишь тогда б на войне 

Ваше счастье безмерное 

Вы постигли вполне! 

В нем, том счастье, бесспорная 

Наша кровная часть, 

Наша, смертью оборванная, 

Вера, ненависть, страсть. 

Наше все! Не слукавили 

Мы в суровой борьбе, 

Все отдав, не оставили 

Ничего при себе. 

Все на вас перечислено 

Навсегда, не на срок. 

И живым не в упрек 

Этот голос наш мыслимый. 

Ибо в этой войне 

Мы различья не знали: 

Те, что живы, что пали, — 

Были мы наравне. 

И никто перед нами 

Из живых не в долгу, 

Кто из рук наших знамя 

Подхватил на бегу, 

Чтоб за дело святое, 

За советскую власть 

Так же, может быть, точно 

Шагом дальше упасть. 

Я убит подо Ржевом, 

Тот — еще под Москвой… 

Где-то, воины, где вы, 

Кто остался живой?! 

В городах миллионных, 

В селах, дома — в семье? 

В боевых гарнизонах 

На не нашей земле? 

Ах, своя ли, чужая, 

Вся в цветах иль в снегу… 

Я вам жить завещаю — 

Что я больше могу? 

Завещаю в той жизни 

Вам счастливыми быть 

И родимой отчизне 

С честью дальше служить. 

Горевать — горделиво, 

Не клонясь головой. 

Ликовать — не хвастливо 

В час победы самой. 

И беречь ее свято, 

Братья, — счастье свое, — 

В память воина-брата, 

Что погиб за нее.

- 1946 -